В шум стрельбы врывались выстрелы танковых пушек, поднятые с брустверов земля и снег, вместе с осколками обсыпали оборонный рубеж. Теперь немец стал действовать по отработанному годами плану. Взялся за дело умело, привычно, посерьезному качественно. Из окопов послышались стоны, вот и первые потери, первые раненые. Сережка наблюдал за противником.

— Пулеметчики, упали на дно. Работают ПТРщики. Раненых перевязать. Огнь по передовым танкам!

Захлопали ПТР, будто плетки ударили. За тот короткий промежуток пребывания в роте, бойцы поверили в своего командира взвода. Эк, у него легко все! И ведь не стал всех подставлять, пулеметчики уложили в снег пехоту, убрал их в окоп, спрятал, можно сказать. Теперь вон владельцы ПТР стреляют. Что там он дальше придумает?

— Серега, противник закругляет правый фланг!

— Вижу, Санек! Файнберг, черт картавый! Быстро метнулся на фланг, отвесь от меня Редкозубу пинка, у него там немецкая пехота скоро на голову влезет и гадить начнет!

— Понял!

— Приготовить гранаты, да не перепутать! Пропустим танки через траншеи и бросаем на корму РПГ-43. Ясно всем? Куда голову высунул. Мудило! ПТРщики убрать ружья, сами вниз! Приготовиться всем!

Гремя траками по мерзлой земле, первые танки ворвались на позиции.

— Не зевать, гранату на корму и прячься!

— Бу-бух! Бу-бух! Бу-бух!

Первые брошенные гранаты, взорвавшись, своим кумулятивным зарядом прожгли броню, заставили взорваться боекомплект в машинах. Над окопами заклубились дымы черного маслянистого оттенка.

— Все на бруствер, отсекай пехоту!

Мерзнуть было некогда, не до того сейчас было. Дикая стрельба из всех видов имеющегося оружия разнеслась по округе, заставила немецкую пехоту частично упасть в снег, а частично «повернуть оглобли». Танкисты, потерявшие пару машин перед передним краем обороняющихся взводов и три за линией окопов, дрогнули, повернули.

— ПТРщики, мать вашу, не зевай! Видишь, борта подставляют? Мочи-и!

— Дун. Дун. Дун.

Вроде, как и не смело тявкнули противотанковые ружья. Еще два танка стали в ступор. Легкий дымок повеял из пробоин в бортах. Он был бы более выражен, если б не сдувался ветром. И на одном и на втором танке отбросили башенные люки, из них полезли люди в комбинезонах.

— Что ворон ловите? Стреляй по танкистам!

Атаку отбили малой кровью. При такой плотности огня потерять убитыми троих, да пятерых ранеными, это считай, повезло. В других штрафных подразделениях дела обстояли гораздо хуже, сыграли свою роль немецкие дзоты. Пятьдесят процентов личного состава, как корова языком слизала. Погиб Лябах, был ранен Демидов, осколком царапнуло и замполита роты.

До темноты рота штрафников и заградотряд отбили еще две атаки. Вся местность в округе покрылась трупами одетых в серые шинели немцев, двадцать семь танков пылали и дымились па позициях, испуская смрадный запах горелой человеческой плоти. Траншея, не раз выручавшая людей была пахана-перепахана траками и воронками.

Они уходили в тыл, уносили с собой раненых товарищей и вооружение. Уходили, оставив позиции сменившему их стрелковому полку, присланному из резерва Ставки.

— Спасибо тебе, Сережа! — пожимая руку, сказал на прощание молодой лейтенант.

— Это за что же?

— А, за то, что я жив в этой мясорубке остался. За то, что за один день воевать научился, не по-книжному, а как нужно. За то, что научил людей беречь, а не в атаку, почем зря бросаться.

— Ну, это спорный вопрос. Ты со своими сегодня и в рукопашной побывал, вон и танк сам подбил, а пришлось бы, и в атаку, как миленький пошел бы.

— Это частности. Короче, спасибо. Может, свидимся когда?

— Обязательно! Бывай лейтенант, удачи. Желаю тебе встретить победу в Берлине.

Так и разошлись, как это обычно бывает с людьми на войне. Не знает Сергей, дойдет ли лейтенант до фашистского логова, но то, что этот парень уже никогда не станет сволочью, не предаст своих солдат и командиров, он знал наверняка.

Глава 7. «Это было в разведке…»

— Гражданин старшина! Гражданин старшина! — жужжание назойливой мухи во сне, превратилось в голос Турухина, его нового вестового, заставил открыть глаза. — Вас срочно требует к себе командир роты.

Весеннее полуденное солнце припекло голову, заставляло прочувствовать скорый приход лета сорок третьего года. После бессонной ночи и колготного утра, Котов позволил себе расслабиться и давануть на массу, а неугомонному ротному командиру опять что-то от него нужно.

Их штрафную роту, на этот участок фронта перебросили сегодняшней ночью, ночью же и провели замену стрелкового батальона. Линейное подразделение отвели за спину штрафников, предоставив последним возможность разобраться с коллегами по другую сторону нейтралки. По информации, полученной в результате боевых действий, на этом участке передовой, нашим частям противопоставили восьмой пехотный штрафбат вермахта, и немецкие военные зеки, с непонятной настойчивостью так вгрызлись в оборону, что их не могли выбить даже при поддержке гвардейского танкового полка и артиллерии. Германские штрафники, будто приморозились брюхом к грунту. Оставив взвод целиком и полностью на плечи сержанта Файнберга, Котов все утро провел в наблюдении за противником. Меняя места дислокации, высматривал, какая задница их ожидает, когда штрафников «в бой пошлет товарищ Сталин».

Потянувшись, привел организм в рабочее состояние.

— Граж….

— Да, иду уже. Турухин, ну ты и зануда.

— А я, чо?…

По ходам сообщения направился на НП командира роты, подмечая, как устроились бойцы на новом месте. За минувшие месяцы рота полностью обновила свой состав, да и командование, считай, все сменилось. Хоть и не требовало высокое начальство от постоянного состава штрафной роты идти в горнило огня, да куда ж от этого денешься, вот и шли в атаку, если не впереди подразделений, то, во всяком случае, и в окопах не отсиживались. Гудыма теперь, начальник политотдела отдельного полка. Демидов, по слухам долечивается в госпитале, крепко его зацепило в февральских боях. Вот и ротный у них новый, молодой капитан, на подполковничьей должности. Нет, по возрасту-то, он старше Сергея будет, а вот от Наполеоновских амбиций и решений, не всегда убережешь лихого бравого офицера. Замполит в роте, под стать капитану Митрохину, но этот хоть, если не умный, то в годах, секач битый жизнью, короче хитрован.

— Селезнев, мой юный друг, — Сергей, завернув за угол траншеи, в прямом смысле столкнулся с вынырнувшим навстречу громилой, попавшим в роту из морской пехоты за пьяную драку с молодыми офицерами. — Торопыга, ты так своего командира взвода насмерть затопчешь. Куда летишь?

Оскалив крепкие зубы в улыбке, не выражая никакого почтения к взводному, моряк все же посторонился.

— Следую к старшине роты, гражданин старшина.

— Там, что, наркомовскую норму без тебя делят, так спешишь?

— Никак нет! Этот старый пердун, нам в отделение пайковую норму урезал. Рахматуллин, Комов и Вихлянцев у нас до завтра еще числиться будут. Файнберг связываться не хочет, иду разбираться сам.

— Что дитятко, не наедаешься?

— Дело принципа!

— Ну, попытайся стрясти с Семеныча хоть, что-то. Хотел бы я на это посмотреть. Только смотри, без рукоприкладства, а то тогда уже я тебя трясти буду.

— Угу, страшно уже. Ладно, мы тоже с понятием, гражданин старшина.

Вот и землянка ротного. Сергей протиснулся в проход, завешенный плащ-палаткой, спустился на две ступени вниз.

— Разрешите?

Под скатами тяжелых бревен, словно в плохо освещенном подвале находилась довольно обширная комната, служившая прежнему хозяину позиций, и домом, и местом укрытия от артобстрела. Второй выход из землянки сделали на сторону противника, в траншею для наблюдения и командования подразделениями. Само помещение освещалось «летучей мышью» подвешенной к потолку над столом, сколоченным из струганных досок, с тремя полевыми телефонами на нем. В нем присутствовали три человека. Ротного и замполита, Котов войдя со света в темень землянки, признал сразу, а вот третий был ему неизвестен, да к тому же расплылся тенью перед глазами.