Ничего не скажешь, силен был противник, все силы выжал из казака, заставил лечь рядом с мертвым телом викинга, забыться, передохнуть, хоть чуток. Сергей не видел, как все пришло в движение, как на поле брани к обеим сторонам пришел паритет в боевых действиях. Он спал там же где лег и тогда, когда из поселка на выручку охранной роте подоспели моряки, когда немногочисленные остатки потрепанной роты диверсантов сдались в плен. Богатырский сон был крепок. Проснулся на госпитальной койке, и первое что увидел, было улыбающееся молодое лицо докторицы, произнес:
— Есть чего пожевать в этом заведении? Сил нет, как жрать хочется.
Глава 6. «Штрафник» на контракте
Пасмурным февральским утром, воинский эшелон, перевозивший пополнение к фронту, по непонятно чьей прихоти, остановили прямо в поле, недотянув вереницу вагонов до станции, где-то километра три. Несмотря на крепкий мороз, двери теплушек распахнулись в стороны, на добрую половину открывая проход в натопленные пенаты, и из вагонов, как застоявшиеся кони, на утоптанный снег у железнодорожного полотна, горохом посыпалась солдатская масса, уставшая от долгого переезда. Близость к фронту на каждом шагу ощущалась картиной жестоких боев. Немцев отогнали из этих мест совсем недавно. Молодняк, скорее всего, не успевший понюхать пороху, радостно зубоскаля, разминался, с интересом смотрел на горелые развалины строений, теперь уже безымянного поселка вдалеке от стоянки поезда. Любопытные взгляды коснулись и двух бортовых машин, тупорылых «выкидышей» чужого автопрома, застывших под самой насыпью. У машин, кучкой стояли и курили военные, одетые не в шинели, а в утепленные штаны и ватники. Сразу и не поймешь, кто перед тобой, но то, что не высокое начальство, то уж точно. С головы состава, к его средине, широкой размашистой походкой подошли местные поездные бугры, в новомодных погонах, нашитых на шинели. Один из них, начальник штаба недавно сформированного стрелкового полка, майор Лесников, поставленным командным голосом отдал приказ:
— Внимание всем! Стоянка поезда, один час. Командирам батальонов, выстроить свои подразделения поротно, лицом к полю. Выполнять!
Послышались обрывки команд, и народ из толпы в короткое время превратился в воинский коллектив, в составе рот выстроился на насыпи у вагонов.
— По-олк ра-авня-айсь, смирно-о! Товарищи бойцы, Родина нуждается в помощи с вашей стороны! Для выполнения специальной задачи необходимо из числа ранее воевавших товарищей отобрать двадцать человек, и отдать их в распоряжение, — начальник штаба обернулся к неизвестным военным, стоявшим у машин, умолкнув лишь на секунды, продолжил речь. — Прибывшим за ними товарищам. Поверьте, нам нелегко было свыкнуться с мыслью, что придется идти в бой с необстрелянными солдатами, но другого выхода у нас нет. Уйти из полка смогут лишь добровольно согласившиеся с предложением. Теперь так. Молодому пополнению — Рразойдись! Занять места в вагонах! Старослужащим, в общий строй!
Майор обернулся к ожидавшим у машин, объявил:
— Можете приступать.
Командование полка с хмурыми взглядами на лицах удалилось, уступив место неизвестным пока «покупателям».
Перед строем встал кряжистый мужик, с лицом побитым морщинами, зорким цепким взглядом окинул полторы сотни оставшихся в строю бойцов, за его спиной встали еще трое из его когорты. Не напрягая особо голос, он произнес:
— Я командир штрафной роты, майор Демидов. В недавних боях рота понесла существенные потери, у нас имеется нужда в младших командных кадрах. Мне нужны двадцать человек добровольцев, имеющих боевой опыт и способных командовать первичными подразделениями. Работа у вас будет в основном, это поддержание порядка во вверенных вам отделениях и взводах. Контингент разный, но в основном лица, совершившие преступления на войне. Желающие могут выйти из строя на два шага.
Внутри строя народ забурлил, зашушукался. Кое-кто высказывал товарищу свои сомнения в полный голос. Ехидный голос из толпы откликнулся на предложение:
— Ну, ясно, что преступники, а нам-то за что в штрафниках ходить? Мы преступлениев не совершали!
Лицо комроты побледнело даже на морозе, дернулась щека в нервном тике.
— М-молчать! Добровольцы выйти из строя!
Из, водночасье притихшей толпы, стоявшей в строю, вышел крепко сбитый боец с погонами старшины, через левое плечо развернулся к строю, в спокойствии застыл.
— Ты, что Серега, спятил?
— Дурак, погибнешь!
— Вернись в строй!
Майор, зверея, крикнул:
— Молчать, засранцы!
А из строя потянулся народ, выходил и поворачивался лицами к своим бывшим товарищам.
— Все? Больше добровольцев нет?
Презрительная улыбка промелькнула на лицах людей стоявших за плечами майора. Девять добровольцев смотрели поверх голов строя.
— Все, кто пожелал служить со мной, забрать свои вещи и спускаться к машинам. Жду вас там. Остальным — разойдись!
Котов не очень четко представлял себе, где он теперь будет служить и чем заниматься. В его понятии, основанном на слухах и литературе, штрафные батальоны рисовались скопищем блатных, политических и трусов, отправленных приговорами трибуналов искупать кровью провинности прошлой жизни, которым дозволялось только одно, возможность умереть в бою, голыми руками штурмуя пулеметные точки немцев. Ну, а он при них, должен быть кем-то типа вертухая. Он и из строя-то вышел лишь потому, что была возможность, хоть как-то облегчить участь «заблудившимся» людям.
Действительность превзошла все ожидания. Котов очень удивился, приняв под командование здорово поредевший взвод, два дня назад вышедший из жестоких боев, когда ознакомился с его контингентом. Оказалось, в штрафные части Красной Армии, бывшие заключенные любых мастей, не могли попасть в принципе. В них направляли осужденных военным трибуналом только из строевых частей, где те проходили службу. В такие роты, могли попасть еще и бывшие военнослужащие, оставшиеся в ходе боев на оккупированной территории, в свое время решившие переждать войну под юбкой любвеобильной вдовицы, не пытавшиеся перейти линию фронта или примкнуть к партизанам. Все без исключения категории осуждались на срок от одного, до трех месяцев, не больше. Все те страшилки, какие Сергей помнил о штрафных батальонах, тоже имели место быть, но какая-то баранья голова, в конце двадцатого века, может по глупости, а может и из баловства или по злобе, перепутала «плюс» с «минусом», дала точное описание штрафбатов вермахта, только, якобы это штрафные части Красной Армии. Вот, в немецкой армии такие части были, и сроки в них были конкретные — до пяти лет «сплошного кайфа», захочешь, не доживешь. И заградотряды при отступлении, действительно «мочили» немецких штрафников почем зря. Да-а, по ранению, ты там у этих доморощенных арийцев, не мог быть отправлен в обычную строевую часть. Если осудили, будь любезен тащить лямку полный срок.
Новый командир взвода, придя вечером в землянку к майору, застал в ней и замполита роты, задал ряд вопросов касаемых штрафников. Прочитал в глазах отцов-командиров непонимание, затем удивление. Капитан Гудыма, полный человек, среднего роста, с белесыми бровями и крупным носом на широком лице, прокашлялся, первым предложил:
— Да, ты присядь, старшина.
— Спасибо.
— Откуда ты нахватался таких сведений о штрафных частях?
Ну, не будет же он им рассказывать, что даже в Большой Советской энциклопедии, о штрафниках четко прописано в переводе на доступный обывателю язык, что они для армейского общества — раковая опухоль и лихо одноглазое в одном лице. Кто, мол, попал в жопу, названную штрафным батальоном, выйдет оттуда только вперед ногами. Да и из других источников хватало инфы, и вся она, как под копирку, трактовала одно и то же.
Даже не смотря на полноту и легкую неповоротливость движений, замполит мало походил на этакого, педагога Макаренко, воспитателя армейских беспризорников, проникающего в душу каждого проштрафившегося, способного пожурить, а после подсказать, как жить дальше. Хренушки там! Скорее уж, он смотрелся обычным кадровым офицером, усредненный тип которого, был известен Сергею по чеченской кампании. Такой струсившего бойца жалеть не будет, если потребуется, палкой погонит в атаку, да еще и сам будет рядом бежать, контролируя ход боя. Судя по всему, с ротным они сработались, а значит, хотя бы от противостояния лиц начальствующих, рота страдать не будет. Такое положение дел не могло не порадовать старшину.