Ни кем не замеченный, прошел мимо вражеских постов в центр поселка. Почувствовав мощную силу ударов Красной Армии и потеряв инициативу в боях, немецко-фашистские оккупанты за последнее время стали заметно осторожнее, стремясь нести меньше потерь, как в людях, так и в боевой технике. Их можно понять, глупо подставиться кому охота? Если раньше в ночное время автомашины противника ходили с включенными фарами, то теперь они их тушат. В местах стоянки тщательно маскируются. Даже в этом поселке немцы выломали в стенах домов и сараев проходы и разместили, внутри построек свои танки и автомобили. Прежде фашисты в занимаемых ими сёлах не соблюдали светомаскировки, вели себя, как дома, раздевались ночью и спали до полного рассвета. После того как разведчики на многих фронтах, бросили гранаты в окна хат и уничтожали таким образом большое количество вражеских солдат и офицеров, фашисты серьезно забеспокоились и приняли ряд предохранительных мер. Теперь уже на переднем крае своей обороны все немецкие солдаты и офицеры спят одетыми и обутыми в домах, свет тщательно маскируют, часовые меняются через каждые полчаса. Посты выставляются парными, в большом количестве и с таким расчетом, чтобы была возможность перекликаться с соседними постами. По фашистским атрибутам, патрулям, слоняющимся вдоль улицы, и десятку разномастной техники у парадного входа, определил штаб. Скорее всего, в советское время в этом большом здании находилось поселковое правление. Вот сюда-то ему и нужно.

Часовой долго выстаивал на приступках у закрытой двери, потом отошел к углу здания, чиркнув спичкой, закурил сигарету. Сергей отчетливо видел, как немец, нарушая все мысленные положения устава, зажурчал пускаемой струей. Приспичило разгильдяю. Вот в этот-то промежуток времени он и вошел в здание. Прямо у входа, откинувшись назад и прислонив голову к стене, спал, скорее всего, дежурный по штабу. Галуны на погонах указывали на то, что перед лазутчиком находится унтер-офицер. Не тот калибр, обещал же майора. Старшина, недолго думая, одним движением свернул немцу шейные позвонки. После характерного хруста, прислонил голову мертвеца обратно к стене. Этот теперь точно не помешает. В полной тишине, скользя по тускло освещенному пустому коридору, начал исследовать комнаты с дальней стороны. Открывал дверь, входил, и после того как глаза привыкали к темноте исследовал рабочее жилище. Финка уже неоднократно обрывала нити жизни спавших одетыми врагов, а майор среди контингента штабных работников не попадался. Наконец удача. На разобранной кровати, сняв лишь сапоги и ремень с кобурой, да расстегнув верхние пуговицы кителя, в полной форме спал подполковник. Его богатырский храп будоражил тишину помещения.

«Ничего, сойдет. Скажу, ну не было майора. Я же его не рожу. Пусть довольствуется подполом!»

Наклонившись над спящим, нажал точку у основания черепа. Храп мгновенно прекратился, а сопение человека стало тихим. Ознакомился с обстановкой комнаты. Портрет бесноватого в раме на стене над столом. Сам стол роскошный, надежно сработанный, стоит аппендиксом в центре помещения, повторяя очертания буквы «Т», ясно, что он здесь для совещаний. Телефонов куча. У стены, рядом с модерновым стулом сейф. Опаньки! Что там может храниться? В ящиках стола ключей не обнаружил. Нашел их, охлопав карманы пленника. Один из ключей подошел к железному шкафу. Не разбираясь, выгреб все, что было на мятую простыню. Связал узлом. Объемный баул по прикидкам потянул кил на десять, не меньше. Нашел работу себе на дурную голову! Пора уматывать. Сдвинул автомат за спину, прикладом к плечу, взвалил полкана на правое плечо, левой рукой подхватил баул.

«Ох, и кабан! Разожрался на казенных харчах на добрый центнер весу, попробуй такого допри, семь потов сойдет! Ничего, главное вынести, а дальше это уже забота маримана, недаром же я его за собой потащил!»

Пришлось делать еще одну остановку в самом штабе, нейтрализовывать часового. Еще повезло, что стоял уже другой, значит, до смены время есть. Хватая ртом воздух, пленного свалил с рук на руки Селезневу. Баул сунул Зайченко. Выдохнул:

— Скорее почапали, скоро светать начнет.

Как не торопились, утренние сумерки застали их на немецкой стороне обороны. Немец, на плече Селезнева покачиваясь, только сопел в состоянии прострации, цепляясь наградами, привинченными к кителю за гимнастерку бойца.

— Да, посдирай ты их, ведь мешают, — предложил старшина.

— Ништо, я его при всех регалиях доставлю. Пусть поглядят, не какого-то там худого ефрейтора притащили, а жирного офицера.

— Ну и мудохайся ежели охота.

Сергей как борзая по следу вел своих подчиненных по пройденному ранее маршруту, Лишь у самых окопов заставил их прилечь, отдышаться, а сам уполз вперед, растворяясь на глазах в серости наступившего утра. Соскользнул в траншею, используя финский нож, упокоил часового, слегка нашумев, не сразу справившись с крепким, здоровым немецким мужиком, представителем штрафбатовских зеков. Затаился, определяя, услыхал ли кто шум борьбы. Все тихо. Пролез по траншее вправо. Пришлось зарезать еще одного любопытного кадра, не вовремя захотевшего слить ночной конденсат. Высунувшись на полкорпуса над бруствером, махнул своим. В утреннем затишье не стреляли даже немецкие пулеметчики, видно за ночь надоело жечь патроны. По низине слоился туман. Один за другим нырнули в пелену, протиснулись в проход, просунули захваченного немца. Глумов встретил своих чуть ли не щенячьим восторгом.

— Думал, сгинули, — шепотом выразил товарищам восторги и волнения.

— Веди назад, Сусанин.

Ползком, отмеряя пузом каждый метр пути, поисковая партия по одному ссыпалась в траншею третьего взвода. Пока отдыхали, на позицию прибежали и ротный и замполит, и естественно подполковник Арцыбашев. Возбужденные, радостные, они, наплевав на устав, тискали старшину и троих штрафников.

— Извините, товарищ полковник, не было майора, — оправдывался Сергей извиняющимся голосом. — Вот, подполковника пришлось брать. Но, уж что было. Как говорится, дареному коню…

— Что-то, старшина, он у вас какой-то квелый. Помяли сильно?

— Ах, да!

Сергей наклонившись над языком, нажал на известную лишь ему точку у того на теле. Германский офицер задышал ровнее, а через пять минут, прошедших для собравшихся в полнейшем молчании и созерцании происходящего, и вовсе полностью пришел в себя. Сидел на пятой точке на дне окопа, щурясь от первых лучей солнца, падавших прямо в глаза, непонятливо лупая ними, в окружении страшных русских дикарей.

— Вот, пожалуйста. Свеженький как огурчик! Селезнев его всю дорогу на руках нес. Так, что, принимайте товар. А, как довесок…

Старшина за плечом замполита наткнулся глазами на Зайченко.

— Зайченко!

— Я, гражданин старшина!

— Передай товарищу подполковнику бумаги.

Приняв баул, подполковник взвесил его на руке.

— Это что?

— Документы прихватил, все какие в сейфе были.

— Ну, спасибо, вот удружил!

— Да, чего там? Пользуйтесь.

Захваченный гитлеровец, на поверку оказался командиром полка. Документы, взятые, как выразился Селезнев, на гоп-стоп, раскрывали диспозицию обороны большого участка фронта, позволили командованию армии получить полную информацию по оперативной обстановке немецкой линии фронта. А уже через день, штрафная рота пошла на прорыв немецкой обороны. Бои были жестокими, с большими потерями, но на бумаге они уложились в несколько строк боевого донесения: «… двадцать первая штрафная рота, прорвала оборону противника, и восемьсот тридцать третий стрелковый полк, с приданными подразделениями, вошел в прорыв, имея задачу выбить противника из поселка Кологреевка, населенных пунктов Васьково, Красное, Липовка. При наступлении на юго-восточную окраину поселка, два батальона полка были встречены сильным пулеметным огнем и танковой атакой. Движение полка было приостановлено. Получив подкрепление резервного батальона, Кологреевка вновь была атакована. Двадцать первая штрафная рота ворвалась на юго-восточную окраину поселка, где была встречена огнем минометов и пулеметов. Совместными действиями частей, поставленная задача была выполнена, населенные пункты освобождены. 30 мая 1943 года».